Программа 2023 года:

На пути к постнациональной истории Евразии: деконструкция империи и денационализация группности

В течение последних 23 лет сотни исследователей из десятков стран приняли участие в развитии новой имперской истории в рамках академического проекта Ab Imperio. Координируя эту коллективную работу, AI последовательно обусловливал исследование прошлого и настоящего Северной Евразии постоянным диалогом с исследователями наднациональных формаций и композитных политий, имперских обществ, национальных и колониальных проектов, а также постимперского воображения и глобальных контактов. Название журнала буквально означает “от империи”, и Ab Imperio приступил к коллективной работе по эпистемологической деколонизации задолго до того, как “деколонизация” стала политической модой. Годовая программа AI 2023 года приглашает авторов применить полученные за эти годы новые знания и концептуальное видение для пересмотра исторических проблем и теоретических подходов, традиционно описываемых в рамках телеологической и бинарной оппозиции империи и нации, гибридности и аутентичности, архаизма и модерности

В частности, программа 2023 года уделяет внимание социальным механизмам, делающим возможными возникновение и поддержание универсализма, разнообразия и множественности социальных агентов; природе группности и эпистемологической двусмысленности постгуманизма; а также ограничениям пространственного и темпорального воображения, способствующим воспроизводству оппозиции империи и нации. Эти широкие темы являются сквозными для исследований исторических империй и постимперских формаций и воображения. Они же играют все более значимую роль в современной политике.

Наступление эпохи постнационального государства, провозглашенной Юргеном Хабермасом в конце 1990-х, в последнее время дает о себе знать, главным образом, впечатляющей демонстрацией краха и разложения модерного национального государства во многих развитых странах. Борьба с пандемией короновируса представляет собой лишь наиболее очевидный пример неэффективности или даже невозможности применения дисциплинарных практик и институтов социальной мобилизации, вполне доказавших свою эффективность в середине ХХ века. Важной причиной неспособности компенсировать распад старых структур появлением предсказанных новых форм социальной организации служит преобладание методологического национализма в науке и политике. Эта эпистемологическая рамка делает невозможной осмысление современного наднационального общества иначе, чем в привычных нациецентричных категориях, тем самым навязывая национализацию всего “постнационального”. Национализация же постнационального общества неизбежно воспроизводит лишь дисфункциональную версию национального государства – подобно тому, как ретроспективная национализация анациональных или многонациональных политий в прошлом приводит к ложным историческим выводам.

Можно ли сопротивляться логике нашего собственного аналитического языка, сформированного нормативным нациецентричным видением социального и политического пространства? Что дает аналитическое преодоление колониальной парадигмы и проблематизация иррегулярного имперского разнообразия, если выйти за рамки постколониальных бинарных оппозиций и национальной оптики? Как использовать богатейший исследовательский материал, накопленный при изучении имперского прошлого, для создания нового научного языка описания постнационального? Именно в этом исследовательском контексте новая имперская история становится особенно актуальной. Изучая общества прошлого – часто архаичные и реакционные – она, тем не менее, предлагает уникальную возможность увидеть и проанализировать работу вненациональных или паранациональных социальных механизмов. Их критический анализ может стать уникальным ресурсом для формирования действительно современных и прогрессивных форм постнационального воображения как предпосылки для более инклюзивного и справедливого общества.

1/2023 Динамика империализма и национализма в Евразии 

● Деколонизация 3.0: 1917–1928; 1989–1991; 2022– ● Переосмысливая бинарную оппозицию нации и империи ● Империя и нация как категории практики и анализа ● Антиколониальные национализмы в Евразии в сравнительной и глобальной перспективе ● Советские исторические нарративы: наднациональный, национальный, региональный ● Чем сегодняшние усилия по деколонизации отличаются от советской деколонизации 1920-х годов? ● Историки Евразии о поселенческом колониализме ● Русский и российский национализм и империализм ● Авторитарный этатизм и национализм ● Национализм в полиэтническом государстве: этнографические иерархии против политической инклюзивности ● Безгосударственные национализмы ● Национализмы как продукты империй ● Национализация “российской истории” ● Революция 1917 года как имперская революция ● Советский Союз: между импульсами национализма и универсализма ● Переосмысливая историю революционного движения через рамку деколонизации ●

2/2023 Гражданство и политическое участие в имперском и национальном государстве

● Национализм, демократия и исключение ● Дилеммы постимперского транзита ● Имперское гражданство: универсализм и партикуляризм режима индивидуальных и коллективных прав ● Армия и гражданство в Российской империи и СССР ● Закон и суд: “режим имперских прав” (“imperial rights regime”) и практики имперского гражданства ● Граждане в движении: иммиграция, миграции, ссылка, эмиграция ● Воображая постнациональное гражданство: генеалогии и практики ● Диаспорная группность, проблематизирующая и преодолевающая дуализм “ядра” и “периферии” ● Новая политика российского гражданства: Крым, Донбасс, Абхазия, Южная Осетия ● Гражданство как интерсекциональный дискурс ● Разложение советского гражданства: траектории постсоветских независимых государств от Прибалтики до Средней Азии ● Постсоветское гражданство и капитализм: предпринимательство и кризис социального государства ● Сравнение практик наднационального и многоуровневого гражданства: Европейский Союз и СССР ● Гендерная политика национализирующих режимов ● Биополитическое гражданство в имперских и национальных формациях; колониальная биополитика ● Включение “расы” в исследования имперского, советского и постсоветского гражданства ● Программы поддержки “соотечественников” в постсоветских государствах ● Место истории имперского и советского гражданства в глобальных исследованиях гражданства ●

3/2023 Переосмысление политики наименования и логики группности 

● Деколонизация исследовательского поля как лингвистический поворот ● Дифференциация населения империи: конструирование и наименование группности ● Что имя значит? Русский vs. российский и другие имена национальных и наднациональных идентичностей ● Кто, где и когда был “русским”? Эволюция категории “господствующей нации” ● Политическая риторика войны России в Украине ● Мертва ли интеллектуальная история? ● Биографии “деколонизаторов” (Митрофан Довнар-Запольский, Георгий Хачапуридзе, Михайло Грушевский; Иосиф Орбели; Михаил Покровский и др.) ● Война и канон: переосмысливая проблему “отмены” “русской” культуры ● Значение “расы” в истории Евразии ● Насилие как язык ̶ язык как насилие ● Разговор о советском обществе на “постбольшевистском” языке ● “Мультинационализм” в социальной теории, историографии и литературных дискурсах: концептуальная история ● Кто является Kaiser treu в постсоветском мире: в поисках наднационального дома ● Размышляя о советской гибридности ● Многозначность советской ностальгии как языка субъективности и лишений ● Историзация советской и постсоветской нормативности ● Кого мы называем “средним классом” в имперском, советском и постсоветском обществах? ● Пересматривая советские таксономии: иерархии и возможности в городском, сельском, и этнически маркированных контекстах ● Пандвижения и идеологии: родство с национализмом и империализмом ●

4/2023 Возвращая способность автономного мышления и действия (агентности): экосистемы гуманизма и постгуманизма

● Экологическая история и ее противоречия ● Материальный поворот и гуманистический разворот ● Деколонизация российской и советской историй: множественная агентность ● Представления о будущем региона ● Истории примирения: постколониального, послевоенного, постгеноцидного ● Формирование сталинского среднего класса ● Диалектика советского гуманизма и насилия в поствоенном СССР ● Политика нормализации советского прошлого ● Этос и культура советских профессионалов ● Насколько глобальными были советские, социалистические и западные шестидесятые? ● История для эпохи постмодерна: объекты, темы, источники, нарративные стратегии ● Размышления о масштабе: транснациональный, глобальный, локальный и проч. ● Существовал ли советский “нью-эйдж” (критика модернистских нарративов и прогрессивной темпоральности, увлечение мистицизмом и т.д.)? ● Конструируя нарратив советской истории как части глобальной истории и ограничения этого нарратива: деколонизация, технократия, 1968 года, нью-эйдж, консьюмеризм ● Вызов постнационального государства ●

ПОСТОЯННЫЕ РУБРИКИ:

Теория и методология ■ История ■ Архив ■ Социология, антропология и политология ■ АВС: Исследования империи  и национализма ■ Новейшие мифологии ■ Историография и рецензии.

О получении журнала и доступа к электронной версии пишите на abimperio.inc@gmail.com

2023 annual program

Toward a Postnational History of Eurasia: Deconstructing Empires, Denationalizing Groupness

Over the past twenty-three years, hundreds of scholars from dozens of countries have been developing the field of new imperial history as part of Ab Imperio’s academic network. As a coordinator of this collective research effort, AI has decisively placed explorations of Northern Eurasia’s past and present in conversation with students of supranational formations and composite states, imperial societies, nation-building projects, and colonialism, as well as of postimperial imaginations and global encounters. Its title literally meaning “from empire,” Ab Imperio began a concerted effort at epistemological decolonization long before “decolonization” became a political fad. The journal’s 2023 annual program invites contributors to apply the new knowledge and conceptual vision acquired over these years to revisit historical problems and theoretical concepts that have habitually been framed by the teleological and binary dualisms of empire and nation, hybridity and authenticity, archaism and modernity.

Specifically, the program focuses on the social mechanisms that enable and sustain universalism, diversity, and plural agencies; on the nature of groupness and the epistemological ambiguity of posthumanism; and on the constraints of temporal and spatial imaginations that continue reproducing the binary oppositions of empire and nations. These broad themes run through the studies of historical empires, postimperial formations and imaginations. They also increasingly play a central role in modern politics. The rise of the postnational state, announced by Jürgen Habermas in the late 1990s, has recently manifested itself mostly in the spectacular failure and decomoposition of the modern nation-state in many advanced countries. The handling of the COVID-19 pandemic is just the most obvious example of how the disciplinary practices and institutions of societal mobilization that were so effective in the mid-twentieth century are no longer effective or even sustainable. An important reason that the collapse of old structures has not been compensated for by the emergence of the predicted new forms of social organization is the prevalence of methodological nationalism in science and politics. This epistemological stance deems it impossible to conceptualize a modern supranational society in terms other than nation-centered and thus imperatively nationalizes everything “postnational.” Nationalizing a postnational society inevitably reporoduces only a dysfunctional version of a nation-state, just as the retrospective nationalizing of anational or multinational polities in the past yields false historical conclusions.

How can we resist the logic of our own analytical language determined by normative visions of social and political space bound by the nation? What can we achieve analytically going past the colonial paradigm and problematizing irregular imperial diversity beyond the postcolonial binaries and national optics? How can we mobilize the immensely rich research material offered by the study of imperial pasts to develop a scholarly language beyond the national limits? It is in this research context that new imperial history acquires exceptional relevance. Studying societies of the past – often archaic and reactionary – new imperial history, nevertheless, offers a unique opportunity to identify and explore anational or paranational social mechanisms at work. Their critical analysis is the only resource for developing truly modern and progressive forms of postnational imageries as a precondition for a more inclusive and just society.

1/2023 Dynamics of Imperialism and Nationalism in Eurasia 

● Decolonization 3.0: 1917–1928; 1989–1991; 2022– ● Rethinking the binary opposition of nation and empire ● Empire and nation as categories of practice and analysis ● Anticolonial nationalisms in Eurasia in comparative and global perspectives ● Soviet historical narratives: supranational, national, subnational ● How are decolonization efforts today different from decolonization in the Soviet Union in the 1920s? ● Studies of settler colonialisms by historians of Eurasia ● Rusian (ethnic) and Russian (imperial) nationalism and imperialism ● Authoritarian statism and nationalism ● Nationalism in a multiethnic state: ethnographic hierarchies versus political inclusion ● Stateless nationalisms ● Nationalisms as products of empires ● Nationalizing “Russian history” ● The Revolution of 1917 as an imperial event ● The Soviet Union between nationalizing and universalizing impulses ● Rethinking the history of revolutionary movement through the framework of decolonization ●

2/2023 Citizenship and Participation in Imperial and National Polities 

● Nationalism, democracy, and exclusion ● Dilemmas of postimperial transit ● Imperial citizenship: universalism and particularism in the regime of individual and collective rights ● The army and citizenship in the Russian Empire and the USSR ● Law and courts: the “imperial rights regime” and practices of imperial citizenship ● Citizens on the move: immigration, migrations, exile, and emigration ● Imagining postnational citizenship: genealogies and practices ● Diasporic groupness problematizing and transcending the duality of “core” and “periphery” ● The new politics of Russian citizenship: Crimea, Donbass, Abkhazia, South Ossetia ● Citizenship as an intersectional discourse ● Disaggregating Soviet citizenship: trajectories of post-Soviet independent states from the Baltics to Central Asia ● Post-Soviet citizenship and capitalism: entrepreneurship and the crisis of the welfare state ● Comparing EU and Soviet Union practices of supranational and layered citizenship ● Gender politics of nationalizing regimes ● Biopolitical citizenship in imperial and national formations; colonial biopolitics ● Reestablishing race in studies of imperial, Soviet, and post-Soviet citizenship ● “Compatriot” relocation programs in post-Soviet states ● The place of imperial and Soviet histories of citizenship in global citizenship studies ●

3/2023 Rethinking the Politics of Naming and the Logic of Groupness 

● Decolonizing the field as a linguistic turn ● Disentangling imperial populations: constructing and naming groupness ● What is in a name? Rusian versus Russian and other names for national and supranational identities ● Who, and when, were the Russians? the evolution of the category of the “Herrenvolk” ● Political rhetoric of Russia’s war against Ukraine ● Is intellectual history dead? ● Biographies of “decolonizers” (Mitrofan Dovnar-Zapolsky, George Khachapuridze, Mykhailo Hrushevsky, Joseph Orbeli, Mikhail Pokrovsky, etc.) ● The war and the “Great Russian canon”: revisiting the problem of “canceling” Russian culture ● The meanings of race in Eurasian history ● Violence as a language – language as violence ● Speaking about Soviet society in post-Bolshevik ● “Multinational” in social theory, historiography, and literary discourses: a conceptual history ● Who is Kaiser treu in the post-Soviet world: in search of supranational homes ● Reflecting on Soviet hybridity ● The many meanings of Soviet nostalgia as a language of subjectivity and deprivation ● Soviet and post-Soviet normativity historicized ● The imperial, Soviet, and post–Soviet “middle class” ● Soviet social taxonomies revisited: hierarchies and opportunities in urban, rural, and ethnicized settings ● Pan-movements and ideologies: reflecting on affinity with nationalism and imperialism ●

4/2023 Bringing Agencies Back: Ecosystems of Humanism and Posthumanism 

● Environmental history and its discontents ● The material turn and the humanist return ● Decolonizing Russian and Soviet histories: multiple agencies ● Imagining futures for the region ● Histories of reconciliation: postcolonial, postwar, post-genocide ● The rise of the Stalinist middle class ● Dialectics of Soviet humanism and violence in the post–World War II USSR ● The politics of Soviet history’s normalization ● Ethos and culture of Soviet professionals ● How global were the Soviet, socialist, and western 1960s? ● Histories for postmodernity: objects, topics, sources, narrative strategies ● Rethinking scale: transnational, global, local, and more ● Was there a Soviet “New Age” (critique of modernist narratives and progressive temporalities; the rise of mysticism, and so on)? ● Rendering Soviet history global and its limitations: decolonization, technocracy, 1968, New Age, consumerism ● The challenge of the postnational state ●

Permanent Sections:

Theory and Methodology ■ History ■ Archive ■ Sociology, Anthropology & Political Science ■ ABC: Empire & Nationalism Studies ■ Newest Mythologies ■ Historiography and Book Reviews.

For subscription please consult our Web site or contact our authorized commercial distributors: 
East View Publications and EBSCO

abimperio.inc@gmail.com

2022 annual program

The Rise and Fall of the State as an Institution and an Analytical Concept

Тема 2022 года:

:

Становление и упадок государства как института и аналитической категории

Одним из неожиданных исторических уроков пандемии COVID-19 стала очевидная неспособность современных государств ответить на кризис мерами, типичными для середины XX века. Советский Союз имел солидный опыт борьбы с инфекционными заболеваниями: в 1959 г. эпидемию оспы в Москве остановили менее чем за три недели, а в 1970 г. не допустили распространения вспышки холеры во время седьмой пандемии. Тогда армия заблокировала южные города, закрытые на карантин, а РПЦ ввела в своих приходах строгие правила гигиены. Сегодня российское правительство спокойно наблюдает, как страна горит, как в переносном смысле, поставив мировой рекорд по уровню смертности от COVID-19, так и буквально, оставляя без внимания бушующие лесные пожары беспрецедентных масштабов.

В конце 1941 г. американская экономика в считанные недели перестроилась в режим военного времени и производила в среднем по три 14.400-тонных транспортных судна класса “Liberty” каждые два дня, не говоря уже о десятках танков и более двухсот самолетов в день. На этом фоне кажется невероятным, что на протяжении всего 2020 года США так и не смогли наладить выпуск не какого-то сложного оборудования, а необходимого количества защитных одноразовых масок. Несколько недель вся страна испытывала дефицит дезинфицирующего средства для рук – по сути, просто разбавленного спирта. На фоне фактического паралича американской политической системы, роста популярности в обществе конспирологической теории “глубинного государства” и невероятно низкого уровня правительственной экспертизы во всех сферах, от внешней политики до внутренних дел, диагноз “провал государства” кажется наиболее логичным объяснением неэффективности борьбы с эпидемией. В этой перспективе иначе воспринимается ситуация в РФ с ее полным демонтажом государственных институтов, на смену которым пришли неформальные сети частных интересов. Россия оказывается не маргиналом, а, скорее, лидером глобального тренда. Современного государства, опирающегося на “развитые институты”, как его представляют нормативные социальные теории, похоже, больше не существует. 

Можно возразить, что некоторые страны продемонстрировали энергичные и скоординированные меры по борьбе с эпидемией, вполне на уровне интервенционистских и эффективных государств середины ХХ века – прежде всего, Китай, Израиль, а также некоторые североевропейские государства с однородным населением. Но это важное исключение только подтверждает общий диагноз и уточняет его, делая очевидным: функциональным сегодня остается только национальное или агрессивно национализирующееся государство. Оказывается, эффективно работать государство заставляют не некие самодостаточные “развитые институты”. Государство эффективно только благодаря широкому консенсусу, разрешающему осуществлять принуждение от имени всего общества. Достижение такого консенсуса возможно лишь внутри сплоченной нации, допускающей самоцензуру и насилие в отношении отдельных ее членов в интересах большинства единомышленников. Если это так, то сама перспектива постнационального общества, которое отдает предпочтение правам индивида и допускает множественную лояльность, подрывает основы современного государства и ставит вопрос о политических формах, способных заменить его в будущем.

Кризис современного государства должен напомнить историкам о многозначности и обусловленности этого фундаментального политического понятия. В 2022 году редакторы приглашают авторов и читателей Ab Imperio пересмотреть историю неочевидного феномена государства и деконструировать его значение применительно к разным периодам и обществам.

1/2022 Бесконечная история государственного строительства: кто и как заставлял власть работать 

2/2022 Воображая Левиафана в мифе, религиозных представлениях, литературе и идеологии 

3/2022 Государство империи и нации: есть ли разница? 

4/2022 Роль государства в проектах улучшения общества 

Следующие темы раскрывают годовую программу, при этом не исчерпывая ее:

Глобальные рамки размышления о государственном строительстве ● “Государственная школа” в историографии и общественных науках России и других стран ● Придумывая Левиафана: литературное воображение как фактор государственного строительства ● Государство как философское понятие ● “Эрос государства” (Петр Струве): иррациональность государственного строительства ● Преобразование иерархий родства, гендера и расы в политические иерархии ● Сословие и класс как категории государственности ● От вотчины к государству и обратно ● Может ли государство существовать без различий? ● Раннемодерное государство: композитные политии, множественные суверенитеты ● Государство модерности и модерное государство ● Имперское государство ● Когда нация и государство заодно и когда они антагонисты ● Может ли национализм быть безразличным к государству? ● Революционное государство: между анархизмом и тоталитаризмом ● Где государство в гражданской войне? ● Государство как гендерный режим ● Государство между моральной экономией и политической экономией ● Всякая ли религия совместима с конфессиональным государством? ● Историческая эволюция нетерриториального суверенитета ● Государство внутри государства: фронтиры, вотчины и федерации ● Что такое композитное государство? ● Унитарные государства: миф и реальность ● Субъекты межгосударственных отношений – кто они? ● Глобализация и государство, прошлое и настоящее ● Легитимность: амбивалентное понятие ● Конституции: неписаные, формальные и чисто декоративные ● Прошлое и будущее правового плюрализма ● Когда центр силы не совпадает с центром знания ● Социальная политика: кто оказывается в выигрыше, государство или общество? ● Переосмысливая государство всеобщего благосостояния ● Бюрократия: в теории, в пропаганде и в реальном опыте ● Государственный бизнес: предприниматели от политики и их конкурирующие проекты ● Идентично ли государство политическому сообществу? ● Состояния безгосударственности и провалившегося государства ● Возможен ли колониализм без государства? ● Переосмысление номенклатуры: гражданство и бюрократия в однопартийном государстве ● Советская союзная республика как национальное государство ● Имперская ситуация неимперского государства: воспроизводство и переосмысление различий в гомогенизирующих режимах ● Человек и государство: винтик в системе, Давид и Голиаф или трикстер.

ПОСТОЯННЫЕ РУБРИКИ:

Теория и методология ■ История ■ Архив ■ Социология, антропология и политология ■ АВС: Исследования империи  и национализма ■ Новейшие мифологии ■ Историография и рецензии.

О получении журнала и доступа к электронной версии пишите на abimperio.inc@gmail.com

2021 annual program

 

Download the program

2021 annual theme:

Historicizing Diversity

According to dictionaries, the English word “diversity” dates back to the mid-fourteenth century and originates in medieval Latin forms that had rather negative connotations, from the more benign “turn aside” to the more troublesome “contradiction, disagreement.” Its modern Russian equivalent, raznoobrazie, was not yet included in the Dictionary of the Russian Academy (Slovar’ Akademii Rossiiskoi, 1789–1794) but was first used in print around 1785, according to Google Books Ngram and the Russian National Corpus. By this time, “diversity” was seen more as a challenge and a potential resource than a trouble. For example, it was recognized early on as an opportunity for sustaining political representation. In February 1788, in the Federalist Papers no. 60 Publius (Alexander Hamilton) argued: 

There is sufficient diversity in the state of property, in the genius, manners, and habits of the people of the different parts of the Union, to occasion a material diversity of disposition in their representatives towards the different ranks and conditions in society. And though an intimate intercourse under the same government will promote a gradual assimilation in some of these respects, yet there are causes, as well physical as moral, which may, in a greater or less degree, permanently nourish different propensities and inclinations in this respect.*

* Federalist no. 60. https://guides.loc.gov/federalist-papers/text-51-60#s-lg-box-wrapper-25493436.

Regardless of whether the concept of diversity emerged in the fourteenth or eighteenth century, or whether the early American usage indeed reflected the inclusion of all types of human diversity (which was obviously not the case), most of human history had been permeated by diversity that did not yet have a special name, but this did not mean that the condition itself was never noticed and problematized. And when the special word was coined, its semantics varied dramatically depending on the historical context; in general, it has evolved from undertones of suspicion in the early modern period to the hierarchical renderings of modernity, and to the celebration and recognition of diversity’s productive potential nowadays. Diversity is a useful analytical concept, but without proper historical contextualization, it can mean very different things or nothing in particular.

In 2021 the editors of Ab Imperio invite contributors and readers to historicize diversity in thematic issues of the journal organized along four possible modes of dealing with the concept and different genres of historical inquiry into it. While difference in its variegated forms has attracted historians since at least the establishment of the principle of historicism and the critique of universalist and social scientific generic concepts, various historiographic paradigms have conceptualized the phenomenon differently. Microhistory and historical anthropology were the most intellectually insightful ways of thinking about difference and alterity, but most scholars in these fields have shown little interest in tackling and revising the metanarratives of global history according to their paradigms, and have thus allowed that broad canvas to be populated by national and Eurocentric narratives. Only with the advent of new imperial histories has the phenomenon of diversity received due attention both on the level of reconstructing human subjectivity and on the level of rethinking the globally guiding narratives of history. Even more important, the turn to unevenly structured difference on all levels of historical experience in the accounts of new imperial history has produced the effect of normalizing diversity as the fundamental social condition. As a result, the primary locus of diversity has shifted from the periphery of the Eurocentric view to center stage and from the voiceless “history from below” to the meaningful “history amid.”

As recent scholarship shows, the history of dealing with diversity and the modes of approaching it did not evolve in a steady linear way. So it seems more productive to identify four ideal types of tackling diversity that, arguably, can be discovered in any historical period and in virtually any society: (1) the stage before diversity is identified as a distinctive problem and therefore must have been taken as given; (2) the situation in which diversity is viewed primarily as an avoidable hindrance; (3) the moment of social anomie that deems any system of groupness conditional and limited in application; and (4) the generally positive and constructive approach to diversity. These four approaches to handling diversity will be addressed in four issues of Ab Imperio in 2021 as follows: 

     
1/2021 Norm: Diversity as a Natural Order of Things and Lived Experience

Where was the norm before its codification? ● “Natural man” in reality and in social thinking, from Jean-Jacques Rousseau to Michael Foucault ● Ethnic blindness and ecumenism ● The idea of equality in history ● The ubiquitousness of inequality and a worldview that deems equality impossible ● The social cosmos of ordinary people in empire and nation ● The universality of laws and policies versus the idiosyncratic specificity of their application ● When language was nothing more than dialects ● Gender and kinship as the foundation of social order and the moving force behind its transformation ● Life in the middle ground and its subsequent representation in popular memory ● The anatomy of Soviet internationalism ● The aesthetic forms of expressing diversity in a homogeneous society ● Making legal pluralism sustainable ● Were genocides possible before problematizing diversity?

2/2021 Transgression: Diversity as a Sin and a Crime
 

“The Fall”: when was diversity recognized as a deficiency? ● The gradient of transgression’s perception, from feeling awkward to prosecuting a crime ● What came first, norm or transgression? ● Monotheist religion as a mechanism for accommodating and prosecuting diversity ●  On diversity good and bad and those who define the difference ● How certain schemes to eradicate diversity have come into being, succeeded or failed ● Why are gender and generational differences so critical to the enemies of diversity? ● The Asiatic mode of production, mixed economy, and other existential fears of Soviet Marxism ● The multiple faces of Eurocentrism and other centrisms. Migrations and migrants ● High culture and the war on vernaculars ● Self-organization as a subversive practice and the origin of a new norm ● Assimilation and acculturation, and their influence on the normative cultural canon ● Are genocides inevitable under regimes that reject diversity?

3/2021 Anomie: Everything Is So Confusing 
 
Theories and histories of anomie: how to rationalize and retell the story of confused people ● Navigating society with no clear rights and wrongs ● Who believes in post-truth and moral relativism, why and when this has been the case? ● Redefining the foe and the friend: the rules of war and the strategies of survival under fire ● Surviving and conceptualizing the revolution as the upended regime of difference ● The effect of anomie in the metropole and in the colonies ● “Don’t know much about history … Don’t know much about geography”: postimperial amnesia and postcolonial indifference ● In search of an authentic voice of distinctiveness after emancipation from the old order ● Subcultures, gray zones, and redrawing the boundaries of diversity ● The diversity of marginality: Bakhtin’s vnenakhodimost’, the political underground, the criminal underworld, and perestroika ● Why does anomie kill if difference is not cast in stone?

4/2021 Projects: Designing a Rational Arrangement of Diversity
 
Race, race everywhere: the mental map of Europe and the structuring of the New World, then and now ● Socioeconomic reforms as projects of recoding diversity ● The European space of diversity: from Europe as a constructed category to the European Union ● The postsecular state and society and the return of the history of religion ● Eurocentrism and authenticity: debates since the postcolonial turn ● Imperial modernities ● The production of knowledge about human diversity in the premodern, early modern, and modern historical contexts ● The rise and fall of multiculturalism: the history of the concept and its reception in different historical contexts ● Gender equality, inclusiveness, and the danger to diversity caused by decreeing its parameters ● What the grant-giving agencies love: the theoretical foundations of conflict resolution and the pitiful place of historians in the debate ● How are genocides still possible after all we have learned about them?

Permanent Sections:

Theory and Methodology ■ History ■ Archive ■ Sociology, Anthropology & Political Science ■ ABC: Empire & Nationalism Studies ■ Newest Mythologies ■ Historiography and Book Reviews.

For subscription please consult our Web site or contact our authorized commercial distributors: 
East View Publications, EBSCO, and 
OTTO HARRASSOWITZ.