Download the program |
Историзация разнообразия
Согласно словарям, английский термин “diversity” появляется в середине XIV в. В его основе лежали формы средневековой латыни, имевшие в основном негативные коннотации в диапазоне от более нейтрального “отворачиваться” до конфликтного “противоречие, разногласие”. Современный русский эквивалент – “разнообразие” – не успел попасть в “Словарь Академии Российской” (1789–1794), хотя начал употребляться в печати в районе 1785 г. (судя по Национальному корпусу русского языка и Google Books Ngram). К этому времени “разнообразие” воспринималось в европейской политической мысли, скорее, как вызов и потенциальный ресурс, чем как препятствие. Например, в нем рано разглядели возможность поддерживать институты политического представительства. В феврале 1788 г. в 60-м номере “Федералиста” Публий (Александр Гамильтон) утверждал:
Существует достаточное разнообразие в размерах собственности, в духе, обычаях и привычках народа в различных частях Союза, и это определяет значительное разнообразие в отношении их представителей к различным социальным слоям и условиям в обществе. И хотя близкое общение при одном правительстве содействует постепенной ассимиляции нравов и настроений, тем не менее как физические, так и нравственные причины могут в большей или меньшей степени постоянно питать конкретно различные склонности и желания.*
Таким образом, большая часть истории человечества прошла под знаком разнообразия, которое не имело еще специального обозначения, что не означает, впрочем, что само это состояние не замечали и не проблематизировали. Но и когда появилось специальное слово, его семантика широко варьировалась в зависимости от исторического контекста, в целом эволюционируя от подозрительного отношения в раннее Новое время к современному энтузиазму по поводу разнообразия. Поэтому полезная аналитическая категория разнообразия сама по себе, вне полноценной исторической контекстуализации, может иметь самый разный смысл или не иметь никакого особенного.
В 2021 г. редакторы Ab Imperio приглашают авторов и читателей журнала историзировать разнообразие в рамках тематических номеров, структурированных четырьмя возможными модусами восприятия разнообразия и разными жанрами исторического исследования. Формы различий всегда привлекали внимание историков, по крайней мере, с момента утверждения принципа историзма и критики универсалистских и обобщающе-социологических концепций. Однако разные историографические парадигмы в разные периоды концептуализировали эту проблему по-разному. Наиболее креативные способы осмысления различий и инаковости были предложены в рамках микроистории и исторической антропологии. Но большинство специалистов в этих областях не проявили интереса к метанарративам глобальной истории и готовности к их корректировке в соответствии с их собственной парадигмой. В результате реконструированное глобальной историей широкое историческое полотно осталось заполненным нациециецентричными и европоцентричными нарративами. Только с появлением новых имперских историй феномен разнообразия получил должное внимание как на уровне реконструкции человеческой субъектности, так и на уровне переосмысления глобальных историографических мастер-нарративов. Что еще более важно, поворот к неравномерно структурированным различиям на всех уровнях исторического опыта в нарративах новой имперской истории имел эффект нормализации разнообразия как фундаментальной характеристики общественного устройства. Тем самым смещается локус проблематики разнообразия от маргинальности и периферийности в традиционной европоцентричной перспективе – к центру внимания, и от безмолвной “истории снизу” к осмысленной “истории изнутри”.
Все же, история взаимодействия с разнообразием и модусы его восприятия не развивались линейно и однонаправленно. Кажется более продуктивным выделить четыре идеальных типа решения проблемы разнообразия, которые, вероятно, могут быть обнаружены в любой исторический период и практически в любом обществе: (1) этап, предшествующий осознанию разнообразия как особой проблемы, когда оно должно было приниматься как данность; (2) ситуация, в которой разнообразие рассматривается в первую очередь как нежелательное препятствие, которого требуется избежать; (3) момент социальной аномии, когда любая система группности выглядит условной и ограниченной в применении; и (4) в целом позитивный и конструктивный подход к разнообразию. Эти четыре режима управления разнообразием будут рассмотрены в четырех номерах Ab Imperio в 2021 году:
1/2021 Норма: разнообразие как привычный порядок вещей и жизненный опыт
2/2021 Трансгрессия: разнообразие как грех и преступление
4/2021 Проектирование: рациональное конструирование разнообразия
Раса, повсюду раса: ментальная карта Европы и структурирование общества Нового Света, раньше и сейчас ● Социально-экономические реформы как проекты перекодирования разнообразия ●Европейское пространство разнообразия: от Европы как сконструированной категории до Европейского Союза ● Постсекулярное государство и общество и возвращение истории религии ● Евроцентризм и аутентичность: дебаты после постколониального поворота ● Имперская модерность ● Производство знания о человеческом разнообразии в историческом контексте общества домодерного, раннего Нового времени и модерного ● Взлет и падение мультикультурализма: история концепции и ее восприятия в различных исторических контекстах ● Гендерное равенство, инклюзивность и угроза разнообразию от фиксации его параметров ● Что любят грантодатели: теоретические основы “разрешения конфликтов” и жалкое место историков в этих дебатах ● Как геноцид все еще возможен после всего, что мы о нем узнали?
No comments:
Post a Comment