 |
| Download the program |
Тема 2015 года:
Есть ли будущее у прошлого?
Много разных материй (стили мышления, сферы занятости, типы текстов) называется общим словом “история”, и невозможно прийти к общему и обязательному для всех решению, что есть “подлинная” история, а что – эрзац и профанация. Зато вполне определенно можно сказать, для чего именно современному обществу нужна история. Парадоксальным образом, главная цель обращения к прошлому напрямую обусловлена будущим. Точнее, “политикой будущего”, т.е. его изобретением и конструированием.
Первый ключевой момент, связанный с историей как способом размышления о прошлом, – это его необходимость для поддержания открытого будущего. Осознание множественности прошлого (множественности интерпретаций одних и тех же событий – но и множественности возможных путей развития в тот или иной момент истории) обеспечивает плюрализм развития в будущем. Ошибка думать, что “непредсказуемое прошлое” – патология. Другого прошлого, при здоровом отношении к нему, просто не бывает: ведь прошлое – это такая же неотъемлемая функция общественного развития, как и будущее. Прошлое актуализируется в той мере (и именно то прошлое), в какой общество сталкивается с новыми вызовами. Интерес к истории войн и героическим личностям сменяется интересом к длительным процессам и социальным структурам, мода на политическую историю сменяется популярностью истории семьи и частной жизни. Прошлое просто обязано обновляться каждые десять-пятнадцать лет, или хотя бы раз в поколенческий цикл: это значит, что появились новые люди, у которых возникли новые вопросы к тому, как устроено общество, а прошлое – это единственная реальность вполне свершившаяся.
Второй ключевой момент, связанный с ролью исторического мышления, – это формирование “возможности представления”. История сама по себе не только никого и ничему не учит, но и не способна ничего объяснить в настоящем, поскольку обстоятельства и оказавшиеся в них люди всегда уникальны и неповторимы. Но история формирует “возможность представления” – способ социального мышления, выработанный в ходе осмысления прошлого. События прошлого актуальны лишь в той мере, в какой их признает таковым избирательный взгляд очередного поколения историков и их читателей. Поэтому очертания будущего зависят не от того, что было в прошлом (“крепостное право” или “парламентаризм”), а как это осмысливается и описывается в настоящем. Сама возможность иного будущего, как и активная общественная позиция по отношению к современности, зависит от качества исторического мышления в обществе.
Эта важнейшая общественная функция исторического мышления предъявляет особые требования к современной исторической науке, которая оказывается ответственной и за “политику будущего” в обществе. Конкретнее – за разрастающийся в последние годы “кризис будущего”. Кризис будущего – и самого вектора развития вперед, а не вбок – неразрывно связан с кризисом прошлого. “Затмение будущего” стало вполне осознанным фактом, когда Фрэнк Фукуяма опубликовал “Конец истории” в 1989 г. После 1989 г. распался СССР, Югославия, последнее десятилетие прошло под знаком 9/11, но это уже как будто не имело значения для современников. История уже свершилась. Все страдания и жертвы приносились теперь не ради собственного будущего, а ради чьего-то чужого настоящего, осмысленного как предел мечтаний. Временной вектор сплющился в пространственный дрейф, время перестало быть четвертым измерением. Конечно же, история никогда не останавливается, но представления о ней могут деревенеть на годы, даже десятилетия. Утопия лучшего будущего исчезла из книг и телеэкранов – место научной фантастики заняла фэнтези, т. е. принципиально реакционная (обращенная вспять) попытка переизобрести прошлое. Вместо звездолетов, расширяющих ойкумену усовершенствованного человечества, – стимпанк, драконы и гоблины в историческом ландшафте Средневековья или провалы в параллельные реальности. То же происходит и в куда более серьезных сферах общественной жизни. Никто больше не ожидает от будущего наступления коммунизма или хотя бы торжества либерализма. Символичным воплощением популярной фантазии о “зомби-апокалипсисе” (когда ходячие мертвецы стремятся уничтожить все живое) являет собой антиправительственное движение на Востоке Украины, возглавляемое писателями националистических фэнтези и историческими реконструкторами, пытающееся загнать целую страну в воображаемое идеальное прошлое, не давая ей нащупывать неведомое и самостоятельное будущее. Future no more.
В номерах 2015 г. редакторы Ab Imperio приглашают авторов и читателей задуматься о том, что же не так с осмыслением прошлого во многих современных обществах, переставших видеть перспективу в будущем. В четырех тематических номерах года мы планируем публиковать статьи историков, антропологов, социологов, литературоведов, политологов, посвященные самым разным сюжетам настоящего и прошлого и объединенные общей перспективой: попыткой рассмотреть эти сюжеты как часть ключевого процесса конструирования будущего через осмысление прошлого. Из чего кристаллизуется новое видение будущего? Что происходит с обществами, зацикленными на героизации прошлого и консервации существующего положения вещей? Есть ли будущее у общества, отношение к прошлому которого аналогичному тому, которое мы наблюдаем в нынешней РФ? Мы надеемся, что у исследований, которые ставят эти исторические и обществоведческие вопросы, – большое будущее.
1/2015 Диалектика прошлого и будущего
Культура и темпоральность:
- Политика социального времени: “реальное настоящее” vs “аутентичное прошлое” и “истинное будущее”; история исторической науки; время в художественной литературе, архитектуре, музыке.
- Дискурсы аутентичности (гендерной, национальной, этнической, культурной) как “самоочевидное” обоснование исторической правоты; аутентичность как язык присвоения прошлого и “селекции будущего”; история понятия “исторический источник” и осмысления его достоверности.
- Перемещение в пространстве как переориентация во времени: неравномерность “имперского хронотопа”; ход времени как культурный код: эволюция, революция, прогресс, “стабильность”; прошлое и будущее в закрытом обществе.
- “Генералы всегда готовятся к прошлой войне”: парадоксы милитаристского футуризма; история как мастер-нарратив войны; перемирие памяти: итоги отмечания 100-летия с начала Первой мировой войны.
- “Предчувствие гражданской войны” и осознание непримиримого конфликта групповых субъектностей; идеологические формации в прошлом, настоящем и будущем; после постмодерна: XXI век – возвращение идеологии?
- Режимы будущего по версии империализма и постколониальной критики; история и критика современных концепций описания многообразия; осмысление множественности хронотопов в историческом опыте − в аналитических языках социальных и гуманитарных дисциплин и в категориях политической практики; политические новации: поиск стабильности через “работу над ошибками” прошлого.
2/2015 Конструирование будущего
История воображения:- Абсолютизация настоящего против идеализации будущего (мемезис vs катарсис); кризисы историзма и преодоление их; воображения будущего; научная фантастика: становление и кризис жанра; проблемы и парадоксы воображения будущего империи и нации.
- Кто определяет горизонты воображения? Историческая прерывность и новые способы воображения политического пространства; предосудительное и одобряемое воображение; воображение и достаток: что ждать от будущего, когда все есть?
- Афазия и неспособность воображения будущего.
- Демократия – коллективное конструирование будущего и обратная связь прошлого и будущего; кто и что поддерживает “связь времен”; прямая демократия как самовыражение субъекта через будущее; существует ли “третий путь” между либерализмом и фашизмом (в прошлом и сегодня)?; национализм: диалектика политики прошлого и будущего; будущее диктатуры.
- К созданию будущего: забывание и искажение прошлого; постколониальность: воплощенное будущее и проблема травмы колониальной памяти; множественность коллективного и индивидуального опыта и единичность общего будущего; память и субъектность: как люди и сообщества запоминают свою отдельность.
- Элитная культура как идеал “будущего” плебейского общества; пролетарское как будущее буржуазного; возможно ли неуниверсалистское будущее “самобытных”?; утопии и антиутопии в “не-западных” культурах; будущее религиозного фундаментализма
3/2015 Future no more: борьба с новизной
Кристаллизация “мемориальной культуры”:
Кто боится перемен: формы консервативных практик– фэнтези, панк, историческая реконструкция; смерть лирики в обществе без веры в будущее; политика прошлого в современных автократических режимах; “мертвый хватает живого”: ностальгия как идеология “прирученного” будущего; история проектов “тысячелетних рейхов”.
Дискурсивная нейтрализация возможностей представлений о будущем:
Как добиваются отказа признавать очевидное: политическая демобилизация – свобода от групповых интересов; чем отвлечь от планов на будущее: возможно ли будущее как неидологический проект? было ли “будущее” в “традиционном обществе”? “запрограммированное будущее” в тоталитарном обществе и неожиданные перемены: что не предусмотрели?
Союзники и попутчики антифутуризма:
Экология: руссоисткая антиутопия статики или альтернативное будущее? “партия пенсионеров” против нарушителей статус-кво: исторические прецеденты; “просвещенные администраторы” как инициаторы перестройки, нонконформисты на службе системы; парадокс фундаменталистской реакции в результате “культурной революции”; постсоветский цинизм и отказ от субъектности как ответ на “вызов времени”.
4/2015 Преодоление дуализма прошлого и будущего: делание истории
Формирование субъекта истории как творца будущего:
Движущая сила: влечения, желания, эмоции и их роль в истории; самопровозглашенная новизна сексуальной революции и кажущаяся незыблемость форм семьи и брака в исторической перспективе; поиски способов самовыражения “простых людей” и теория субалтерности; идеал полного соответствия своему социальному статусу (в разные времена) и реальные (несовершенные) воплощения этого идеала.
Языки будущего:
Эстетика футуризма и быт футуристов; история искусственных языков (балейбелен в Каире, всеславянский язык Крижанича, волапюк, эсперанто, русско-китайский пиджин в Харбине и пр.); гадания, прорицания, предсказания, прогнозирование и статус их практикующих в исторической перспективе; политики “направленной селекции” населения в истории; история авантюристов и авантюризма.
Исторические схемы построения лучшего будущего:
Социальный догматизм “научного” конструирования общества будущего; классовая борьба против идеала сохранения статус-кво классового общества; “новый порядок”: консервативный идеал статичного будущего; будущее как исправленное прошлое vs будущее как хорошо забытое прошлое; история и современность преподавания истории в школах и вузах; популярная история.
Исторические практики:
Феномен социальной самоорганизации; механизмы складывания и разрушения солидарности; раскол как двигатель истории; восприятие времени в борьбе за свободу и борьбе за власть; историки во власти: реакционеры или провидцы?; одиннадцатый “тезис о Фейербахе” и “одиннадцатый час” истории: социальные теории, которые изменили мир.
Постоянные рубрики:
Теория и
методология ■ История ■ Архив ■ Социология, антропология и политология ■ АВС: Исследования империи и национализма ■ Новейшие мифологии ■ Историография и рецензии.
No comments:
Post a Comment